Пряные ветры Сейшел

«Академик Петровский» — научно-исследовательское судно Московского университета — подходило к Сейшельским островам. Нам предстояло пополнить коллекции зоологического музея теми редкими видами, которые встречаются только здесь.

В три часа дня слева по курсу показался первый остров Сейшел — атолл Дени. Из воды возникли деревья, и постепенно проступила белая полоса низкого берега. А на горизонте уже появились острова Праслен и Силуэт. Через несколько часов я убедился в обманчивости первого впечатления. Казалось, что острова недалеко. Но шло время, наш кораблик торопился к ним уже шесть часов, а покрытые пятнами зелени гранитные вершины как будто и не придвигались. Наконец вдалеке возник и главный остров — Маэ.

Из воды то и дело выпархивают летучие рыбы. Выскочив, они расправляют длинные грудные плавники и летят. Затем, касаясь воды нижней частью хвоста, которая у них значительно длиннее верхней, рыбы работают ею как винтом, оставляя на воде дорожку, и снова летят. Скорость у них при этом как у автомобиля на хорошем шоссе.

Я впервые увидел, как прыгают, преследуя добычу, сарганы и пикируют в воду крачки. Перед носом корабля низко над волнами, почти касаясь их крыльями, кружится несколько темных буревестников. Они держатся парами. По воде пучками плывут саргассы.

На палубе собрались все, кто не занят в это время на вахте. Подходим к Маэ и ночь проведем на рейде Виктории, столицы Республики Сейшельские Острова. С острова пахнет пряностями. Сильнее всего ванилью, к ней примешиваются тонкий запах корицы и каких-то цветов. Аромат тропического острова мы начали улавливать за четыре-пять миль от берега. Нет, не все острова в океане так пахнут! Этот запах, который так запомнился по первому впечатлению, принадлежал именно Маэ. Загремел якорь. Мы стали на рейде Виктории.

Республика Сейшельские Острова образовалась 29 июня 1976 года, ознаменовав тем самым конец английского колониального владычества. Республика — это сто один остров площадью около четырехсот квадратных километров. Населения немного — шестьдесят пять тысяч человек, столица — город Виктория, в порту которого мы стоим.

Кто же и когда открыл эти красивейшие острова? Первыми на них натолкнулись португальцы. Васко да Гама в своем путешествии к берегам Индии в 1502 году открыл остров, которому в честь него было присвоено название Альмиранте — Адмиральский. Сейчас группа островов так и сохранила свое старое название — Амирантские.

Португальские, а потом и английские суда не задерживались на островах, моряки только наносили их на карту. Они торопились вперед, в Индию, как магнит притягивавшую их сокровищами и пряностями.

В конце XVII века сюда стали наведываться пираты. Еще через столетие колонизацией островов всерьез занялись французы, к тому времени укрепившиеся на Реюньоне и Маврикии.

Сейшелы привлекли их прекрасными лесами, кокосами, пресной водой, гигантскими черепахами, плодородными долинами и, главное, тем, что были необитаемы. В 1756 году, когда в Европе начиналась Семилетняя война, французы установили у входа в лучшую гавань Маэ камень с гербом французского короля и подняли французский флаг с лилией Бурбонов. В процедуру занятия «ничейных» земель в то время входили еще артиллерийский залп из корабельных орудий и присвоение названия. Острова получили название Сейшельских по имени тогдашнего министра финансов Франции графа Моро де Сейшеля.

Однако заселение их шло медленно. Французы основали на Маэ небольшое поселение. Второй по величине остров был назван Праслен, на сей раз в честь французского военного министра герцога де Праслена.

Французы рассчитывали выращивать на Сейшелах пряности, чтобы составить конкуренцию голландцам, черпавшим их из Индонезии. Климат островов великолепно подходил для этого. С недалеко расположенных островов — Реюньона и Маврикия понемногу прибывали колонисты. Появились первые индийцы, тоже приобретшие участки земли. И, конечно, все плантаторы завезли из Африки чернокожих рабов.

В 1811 году англичане захватили остров Маврикий и на Сейшелы, которые ему подчинялись, прибыл новый английский комендант. Официальным языком на островах стал английский, однако в школах по-прежнему преподавался французский. В тридцатых годах прошлого века в английских колониях было отменено рабство, и на островах постепенно начался процесс смешения различных рас и национальностей. Возник и новый язык — креоло-французский, по поводу которого мнения ученых разделились. Одни считают его исковерканным и вульгаризированным французским, другие — выразительным и имеющим право на существование. В этом языке к французскому прибавились элементы африканских языков, индийские и малагасийские слова. Так или иначе, но три четверти сейшельцев называют его своим родным языком.

Виктория

Мы пришли в сезон дождей. В Южном полушарии начиналось лето. Теплый дождь совсем не приносит прохлады, а только смывает с кожи морскую соль.

Надев чистые рубашки и парадные шорты, мы вышли из порта в город.

Проходим правительственную резиденцию, перед которой развевается государственный флаг с изображением черепахи. Историю своей столицы сейшельцы ведут с 1778 года — первого французского поселения на Маэ. Тогда оно называлось Порт-Рояль. Свое сегодняшнее название он получил уже во время владычества англичан в 1841 году в честь королевы Великобритании.

Дома в Виктории, если это не официальные учреждения или крупные магазины,— в основном аккуратные коттеджики, окруженные зеленью. Между каменными стенками соседних участков проложены стоки воды, и везде, особенно после дождя, журчат ручейки, вливаясь в крытые плитами сточные канавы. На Сейшелах вообще много пресной воды, это их важнейшее преимущество. Мы часто переходим маленькие мостики, под которыми журчат потоки, бегущие к океану. На зеленых газонах норки, в которых прячутся юркие крабы. Наши зоологи, естественно, тут же изловили несколько штук и приобщили к быстро растущей коллекции.

В лицах сейшельцев смешались черты всех трех основных рас. Столь же различны оттенки кожи — от белой с легкой смуглинкой до совершенно черной. Самым типичным, наверное, окажется светло-кофейный цвет кожи, темные, прямые или слегка курчавые волосы. Каков же все-таки он — современный сейшелец? Вот навстречу мне только что прошел молодой коренастый человек, по всем признакам типичный японец, но с кожей черного цвета!

Самый центр Виктории — это небольшая площадь, скорее перекресток, на котором стоит металлическая башня с часами — уменьшенная копия лондонского Биг Бена. Для сейшельцев она — предмет гордости. «Да он и башни не видел!» — говорят о человеке, который никогда не выезжал со своего острова, не бывал в столице. А в переносном смысле — просто о нелюбознательном.

Сейшелы — рай для орнитолога. Всего на островах описано 16 видов и подвидов эндемичных птиц — тех, что встречаются только здесь и нигде больше. Среди них сорочья славка из семейства дроздовьих, райская мухоловка с острова Ла-Диг, которых осталось не более двадцати — представляете, не более двадцати изумительно красивых, беззащитных птиц на всей Земле, которым угрожают крысы, кошки, ящерицы, поедающие яйца, и мальчишки, разоряющие гнезда! Правда, теперь все жители Ла-Дига охраняют своих мухоловок и их маленькие гнезда на кончиках ветвей. Немногим больше сохранилось на острове Кузен сейшельских нектарниц, крошечных птичек, по виду напоминающих колибри. Эту птичку иногда называют птица-солнце за яркие желто-оранжевые пятна с боков грудки.

Летучие лисицы.Сейчас нам на глаза чаще всего попадаются майны, которые прибыли сюда из Индии. Они прыгают на газонах, суют всюду желтые носы, кричат на акациях. Рядом с ними выискивают что-то в траве карликовые поющие голуби, похожие на горлиц с удлиненными хвостами. Около мусорных ящиков суетятся серовато-синие голуби, завезенные с Мадагаскара, и старые знакомые — воробьи. Уж эти-то, кажется, заселили весь мир! Сюда, на Сейшелы, они попали, по-видимому, с Маврикия, а туда были завезены из Индии. Сейшельцы шутят, что воробьев доставили сюда англичане, чтобы не скучать в окружении незнакомых птиц...

По неширокой Маркет-стрит с маленькими индийскими и китайскими магазинчиками выходим к рынку. На прилавках громоздятся зелень, фрукты, овощи и, конечно, пряности: стручки ванили, коричная кора, шафран, кардамон, гвоздика, красный и черный перец и другие всевозможные приправы и специи. Тут же вам предлагают наборы из двенадцати-пятнадцати пряностей в полиэтиленовых пакетах. Внутри пакета на листке из тетради школьным почерком написан их перечень на французском или английском.

По улицам и особенно на рынке расхаживают белые египетские цапли. Они вертятся под ногами примерно так, как у нас голуби. Рыбные ряды, где лежат осьминоги и съедобные моллюски, интересуют их в первую очередь. Они сидят рядом на каменных оградах, пустых столах, ожидая удобного момента, чтобы стянуть добычу у зазевавшихся торговцев. На Сейшелах цапли выполняют роль санитаров.

За рынком улочки становятся уже, беднее. Они поднимаются выше и выше и упираются в зеленую гору. То и дело сыплет теплый дождь, который вдруг отодвигается, как ширма, уходит куда-то за гору, и там вспыхивает радуга.

Морской кокос

Целый день был отдан Ботаническому саду Виктории. Он небольшой, но очень красивый и великолепно вписывается в местный пейзаж. С извилистой улицы заходим туда и идем вверх по центральной аллее. Кругом зеленые газоны, на них легкие стенки из реек, сплошь увитые розовыми вьюнками и лиловой бугенвиллией. Вдоль аллей стоят знаменитые сейшельские, или мальдивские, кокосовые пальмы — «коко де мер», как их называют здесь. Вместе с гигантскими сухопутными черепахами они составляют главную достопримечательность островов. Представьте себе два больших кокосовых ореха, сросшихся боками и висящих на толстом черенке. Таков «коко де мер» — морской кокос. Так его назвали французы. Иногда океан выбрасывал орехи на берега Индии, Цейлона, Индонезии, где они очень ценились. Отсюда и пошло название.

Светлоголовая крачка

Считалось, что размолотые орехи, особенно их твердая сердцевина, помогают при любых болезнях, делают человека молодым. А в чаше из скорлупы любой яд теряет свою силу. Поэтому султаны, раджи и другие правители, обладавшие такой чашей, не боялись отравления.

Но орехов было мало — морской кокос не давал побегов как обычный, поплавав в океане, а султан Мальдивских островов (единственное место, где они тогда произрастали) грозил казнью тем, кто попытается вывезти орехи. Иногда их дарили королям или принцам. Один коллекционер в Европе пытался купить такой орех у кайзера Рудольфа II за баснословную по тем временам цену — четыре тысячи гульденов.

Ореол таинственности вокруг ореха растаял, когда французские моряки, сошедшие на берега островов Праслен и Курьез, увидели целый лес пальм. Матросы были так потрясены, что выбросили лишний груз за борт и доверху наполнили трюмы орехами, рассчитывая с большой выгодой продать их в Индии. Но когда индийцы узнали, что чудесные орехи растут на обычном дереве, хотя и далеком,— цена на товар сразу упала, и из хитроумной затеи ничего не вышло.

Сейшельская пальма — величественное растение, возносящее свою крону на высоту более тридцати метров. Старейшие пальмы доживают до восьмисот лет. А зацветают впервые в возрасте тридцати лет. Орехи сейшельских пальм зреют долго — шесть-семь лет, и весят основательно — килограммов по пятнадцать, а бывает и двадцать пять. Пальма эта — двудомное растение, и орехи вызревают только на женском дереве. Сейшельцы изобразили женскую пальму на своем государственном гербе. Мужское дерево выше женского и в период цветения выбрасывает красноватый початок, усеянный небольшими цветами.

Те женские пальмы, что мы увидели в Ботаническом саду, были невелики. Можно было даже пощупать свисающие на стебле орехи всех степеней созревания — от небольших, с кулак величиной, до солидных, весом явно более десятка килограммов.

Очевидцы, побывавшие на Праслене, вспоминают зеленый полумрак в рощах сейшельских пальм. Огромные листья загораживают почти весь свет, и внизу под деревьями душно и сыро. Глубокая тишина леса лишь иногда нарушается резким шорохом листьев. Здесь практически нет птиц, но, если повезет, можно услышать голос черного попугая.

Идем дальше. Вот у дорожки кустарник с ребристыми желтыми плодами. Уж не их ли я видел на рынке?

— Карамболь, — поймав мой взгляд, говорит нам ботаник.— Попробуй, они вкусные.

— А ты пробовал?

— Конечно, много раз. Да вон на рынке их продают кучами.

Я срываю один плод — не очень-то удобно делать это в Ботаническом саду — и пробую. Он приятного кисло-сладкого вкуса.

Рядом стоят трех-четырехметровые растения без листьев — сплошное, цилиндрической формы, переплетение колючих довольно толстых стеблей или побегов. Как свидетельствует надпись, один из молочайниковых с Мадагаскара.

Проходим под кронами «пушечных деревьев», увешанных плодами, напоминающими ядра. Если такое ядрышко величиной почти с футбольный мяч грохнет по голове, то вряд ли поднимешься...

Над деревьями то и дело проносятся летучие лисицы, крупные представители рукокрылых. Размером они побольше вороны, летают легко и быстро. Мне удалось вблизи рассмотреть и даже потрогать этих зверьков в клетке у одного из частных домов. Шерстка рыжая, крылья черные, а голова действительно напоминает лисью.

Подходим к «Саду орхидей», как гласит вывеска. Платим несколько рупий. В небольшом садике с декоративными изгородями, низкими каменными стенками орхидеи то ниспадают с подставок, то обвивают бамбуковые колья.

Орхидеи были хорошо известны еще древним грекам, которые считали их лекарственными растениями. В Китае знали их более тысячи лет назад и уже умели культивировать. Под кистью мастеров орхидеи расцветали на китайском фарфоре и шелке. В Новом Свете ацтеки изображали их в своих травниках. В Европу первые орхидеи попали в конце XVI — начале XVII века и поразили даже знатоков красотой и изысканностью оттенков. За отдельные виды платили огромные деньги, вспыхнула настоящая «орхидейная лихорадка». Цены на прекрасные заморские цветы росли еще и оттого, что орхидеи не умели размножать семенами. Чтобы добыть чудесные цветы, в тропические джунгли посылали экспедиции. Бывало, что кто-то возвращался из них богачом, а кто-то умирал от болезней. Впрочем, это не останавливало искателей.

В начале XX века научились размножать орхидеи семенами. Сейчас издаются специальные журналы по орхидеям, собираются международные конференции, устраиваются выставки и присуждаются премии. В Ботаническом саду на Маэ собраны, конечно, не все орхидеи мира, но такое разнообразие редко где можно встретить. Лиловые, розовые, белые, кремовые нежнейших тонов, зеленовато-желтые, сиреневые, коричневатые... На основной цвет лепестков мазками наложены крапинки, пестринки, волнистые линии. Тончайшие переходы цветов, полутона...

Надвигаются сумерки. Пора возвращаться на корабль. Минуем небольшую аллею слоновых пальм, переходим по мостику водоем, сплошь заросший крупными лилиями. Вот уже и главная аллея. Выходя, оглядываюсь на сад. Его уже затянуло вечерней пеленой.

Силуэт под водой

На Маэ мы не планировали подводных работ и сборов коллекций. Поэтому через несколько дней, когда были выполнены все формальности — получено разрешение для работы на других островах,— наш корабль двинулся к острову Силуэт.

До него около двух с половиной часов ходу. Чем ближе мы подходим, тем суровее гористая громада, поднимающаяся из океана. Впечатление усугубляет погода — дождь, волны до трех баллов. Темный гранит скалы, где не удерживается даже трава, кажется совершенно неприступным.

— Да, впечатляющий островок,— кто-то выразил вслух общее настроение.— Бухт совсем не видно.

Защищенных бухт на острове, видимо, нет. Корабль идет вдоль острова, заходя на подветренную сторону. Здесь волнение поменьше. Будем высаживаться.

Спускают моторный вельбот, куда мы грузимся, а сзади прицепляют надувную лодку «Пеликан». И не зря! Океанская зыбь у берега вырастает в такую волну, что вельбот к берегу ближе чем метров на пятьдесят подойти не может. Сейчас прилив, и коралловый риф полностью под водой.

Качаясь на волнах, перегружаем сумки и завернутые в полиэтиленовые пакеты фотоаппараты на «Пеликан», потом прыгаем в воду и сами «буксируем» его к берегу. Длинный узкий пляж с выступающими мысами протянулся километра на два. Песок мелкий, чистый, в нем пестрят обкатанные, потускневшие раковины и обломки кораллов. Сразу за песком поднимаются густые кусты такамака со светло-зелеными глянцевитыми листьями и мелкими белыми цветами. Выше на склонах горы видны шершавые стволы кокосовых пальм, усыпанных орехами. Недалеко от нас два легких бунгало, крытых пальмовыми листьями, рядом бегают дети, суетятся взрослые.

Надеваем маски и ласты и идем в воду. Солнце в облаках, продувает свежий ветерок, поэтому в воде даже теплее, чем на воздухе. Я ухожу влево, в сторону каменистого мыса. Начинается ровное пологое дно с кораллами, образующими плоские, устойчивые к прибою образования. Между ними возникают трещины, переходы, а еще дальше и глубже, куда волнение почти не проникает, видны совсем хрупкие ветви. Много коралловых рыб. Количество их видов, кажется, бесконечно!

В окраске рыб — самые неожиданные сочетания цветов. Вот подо мной все время держится черно-желтая рыба-бабочка. Ей как будто надели на голову белую маску. Ныряю к коралловому грибу, а из-под него показываются любопытные мордочки красноватых губанов. Тотчас меня окружает косяк голубых каранксов, а от гриба, как хозяйка дома, показывается рыба-ангел — синее, отливающее золотом тело с более темной головой и желтыми плавниками. Строго оглядев меня с расстояния полуметра, она, видимо, успокоилась и, пока я не всплыл, держалась около меня в окружении разной мелочи.

Я поплыл дальше и вдруг остановился — внизу, на глубине метров восьми, показалась синеватая рыба размером чуть не с меня и весом килограммов сорок! Неторопливо прошлась у самого дна и остановилась. На лбу у нее торчал здоровый шишковидный вырост — может быть, для отламывания кораллов? Окраска хорошо маскировала ее в толще воды и на фоне дна.

Это был краснозубый губан. Скептически оглядев меня снизу левым глазом, для чего он слегка наклонился вбок, величественно удалился. Потом я часто встречал этих рыб, и мне показалось! что каждая патрулирует свой участок. Во всяком случае, я ни разу не видел двух вместе. Впоследствии я выяснил, что предположение оказалось правильным.

Продвигаясь вдоль рифа, замечаю в кораллах пятнистую фугу, или рыбу-ежа. Ныряю и пытаюсь загнать ее в свою сетку — был бы отличный экспонат для музея. Раньше мне это удавалось, но здешняя фуга в последний момент делает рывок и уходит.

Над этой же грудой кораллов вижу стаю крупных, почти метровых каракатиц. Я никогда не понимал, почему представители столь совершенного класса, как головоногие моллюски, носят такое неблагозвучное название. Говорят, его дали средиземноморские рыбаки, наблюдая, как выловленные каракатицы ползают по лодке: Но видели бы они их в своей стихии! Представьте себе десять светящихся матовых плафонов, на которых вспыхивают и гаснут гирлянды сиреневых, оранжевых, желтых огоньков. Конечно, я должен рассмотреть их как можно ближе! Медленно приближаюсь. Вот уже осталось три метра, два, метр... Передняя крупная каракатица окрасилась в розоватый цвет, огоньки и переливы цветов побежали по ней быстрее. На меня с осмысленным любопытством уставился круглый, с сиреневым отливом глаз. Я, как это ни невероятно, почувствовал на миг, что нахожусь лицом к лицу с разумным существом. Наваждение какое-то!

И раньше я видел много осьминогов в Японском море и знал, что головоногие — самые высокоразвитые из морских беспозвоночных, но здесь было что-то новое. Осторожно протягиваю вперед руку, и каракатица отступает, сохраняя дистанцию в полметра. Тогда я быстро выбрасываю руку — каракатица без видимого усилия отскакивает назад, четко сохраняя то же расстояние. Тут воздух кончился — пришлось всплыть и продышаться. Каракатицы, как мне показалось, провожали меня любопытным взглядом.

В следующий нырок пробую сократить дистанцию и захожу сбоку. По мере того как я приближаюсь, каракатицы убыстряют пляску огоньков и все разом поворачиваются в мою сторону. Когда остается полметра, слегка раскрывается венчик щупалец, показывается клюв, и каракатица отодвигается. Да, за эту черту меня не пустят! Уверенные в своем превосходстве в скорости и координации, они меня совершенно не боятся. Я весьма любопытен для них, но не настолько, чтобы позволить хватать себя.

Атолл Дерош

От Силуэта мы идем на атолл Де-рош. Вокруг сияющий океан. Выпрыгивают летучие рыбы. Корабль режет легкую волну. Я осматриваю горизонт в бинокль.

— Атолл издалека не увидишь,— мимоходом замечает старпом.— Это не гора. Его все нет и нет, а потом глядишь — совсем близко.

Шли до Дероша сутки.

Плотный желтоватый песок, усыпанный кусками кораллов и раковин, на песке полосками водорослей отмечена граница прилива. Справа в нескольких шагах вдоль берега стена из кустарника. Над ней нависают листья кокосовых пальм. Прохожу мимо груды ореховой скорлупы. А вот еще и еще. Здесь заготавливали копру. На атолл люди приезжают работать по контрактам на год-два. Заработав деньги, возвращаются домой, на свой остров. Постоянно живущих здесь жителей не больше 70 человек. Деревня на Дероше одна, и копра — основной источник дохода.

Снова подводные исследования. Приближаюсь к бару, краю рифа. За ним пенятся довольно внушительные волны. Кажется, что в океане большой волны нет. На самом же деле она только подходит тихо, но, почувствовав под собой риф, вскипает и обрушивается на него. Перехожу за бар и, улучив момент, ныряю в волну.

Сегодня барракуда делает вокруг меня круг, второй, третий. Я не обращаю внимания, но, когда ее мощное тело начинает с точностью хронометра возникать передо мной справа и уходить влево, во мне постепенно поднимается раздражение. Я ныряю, занимаюсь на дне своими делами, она же продолжает крутиться наверху, так что я, всплыв, всегда оказываюсь в центре круга.

Наконец я поворачиваюсь к ней и с раздражением бурчу в трубку:

— Ну, что тебе? Пошла прочь!

Перехватываю в правую руку акулью дубинку и делаю угрожающее движение. Она как будто отодвигается, но круги продолжаются. Мне даже показалось, что они сузились.

Ладно, пусть кружит. Однако надо быть начеку, зубки у нее крупные и острые. Правда, как я слышал, барракуды здесь не нападают...

В этот момент произошло то, чего я меньше всего ожидал, о чем никогда не слышал и, пожалуй, не поверил бы, если бы не увидел собственными глазами.

Один из каранксов, который вынырнул откуда-то из-под меня, вдруг голубой молнией метнулся к барракуде и вцепился в ее спинной плавник. Барракуда, изогнувшись, сделала столь же молниеносный рывок, но каранкс не разжал челюстей. Две рыбы прочертили несколько стремительных зигзагов, после чего барракуда, видимо поняв, что от каранкса просто не отделаешься, рванулась в сторону и исчезла.

Все произошло так быстро, что, если бы я не был в маске, протер бы глаза. Никогда не предполагал, что каранкс, который был меньше барракуды чуть не вчетверо, способен на такое смелое нападение. А каковы скорость и координация движений!

Увлекшись поединком, я не заметил, как столкнулся нос к носу с двухметровой акулой. Обтекаемая голова, широкие плавники, кофейная окраска шкуры, холодный неприятный взгляд. Я машинально сделал движение рукой, перехватывая акулью дубинку. Акула вильнула и ушла вбок. Из прочитанного про акул следовало, что они не нападают сразу, за исключением белой, тигровой и мако, а долго ходят, изучая новое для них существо. На Сейшелах неизвестны случаи нападения акул, да и по окраске это была скорее всего песчаная акула, которая не считается опасной.

Поплавав еще минут десять, я решил все же не искушать судьбу и уйти обратно за бар, тем более что ни водорослей, ни интересных моллюсков я тут не увидел. Выждав, когда прошла большая волна, я поскорее выбрался на риф.

Возвращаясь к деревне, я решил срезать путь. Пробираясь сквозь заросли молодых пальм и кустарника, ныряя под паутиной, вдруг услышал позади себя глухой топот и треск. Я удивленно обернулся — крупных животных, кроме коров, на атолле мы не встречали. Это оказалась гигантская сухопутная, она же слоновая, черепаха — главная достопримечательность Сейшел. Этакий средний танк на толстых ногах, занимающий почетное место на гербе республики. Видимо, я прошел мимо, не заметив ее в зарослях, и она, шумно топоча, поспешила скрыться в кустах.

Я направился за черепахой, чтобы ее сфотографировать, однако древнее пресмыкающееся около полутора метров длиной и весом, пожалуй, не меньше ста пятидесяти килограммов весьма проворно углубилось в густой кустарник, трещавший под ее напором. Я попробовал было следовать за ней, но куда там: ветки переплетены, а ползти по торчащим корням и жестким кускам кораллов не хотелось. В густом кустарнике было так темно, что на фотографии в лучшем случае получились бы задняя часть панциря и хвост. Очень жаль! Но не тащить же ее за задние лапы!

В естественной среде гигантские черепахи обитают только на одном из Сейшельских островов — атолле Альдабре. Это единственное место на всей планете, где в нетронутом виде сохранился растительный и животный мир. В 1982 году атолл был включен ЮНЕСКО в Список всемирного наследия человечества.

Альдабру знали еще древние арабские мореплаватели. На португальских картах XVI века он фигурировал под именем Альдахара. В прошлом столетии моряки наведывались сюда и, нагрузив суда гигантскими черепахами, мясо которых употребляли в пищу, отбывали.

На Альдабре гигантских сухопутных черепах более 150 тысяч особей. А когда-то черепахи были широко распространены в Восточной Африке и на Мадагаскаре!

К большому сожалению, мы не попали на Альдабру, так как, кроме особого разрешения правительства республики, для посещения нужно еще разрешение британского Королевского общества.

Остров-колдун

Мы бросили якорь у атолла Космоледо. Семь относительно крупных островов и несколько мелких окружают лагуну около 10 миль в поперечнике. Стоим у самого большого острова — Уизард, в переводе с английского — Колдун. Остров с виду неказист и сильно проигрывает по сравнению с гористым, величественным Силуэтом и сплошь заросшим пальмами Дерошем. Ровный, немного поднятый над водой и чуть всхолмленный берег окаймлен зеленым кустарником.

На другое утро прыгаем в болтающуюся у борта шлюпку, прицепляем надувной «Пеликан», чтобы не мочить при высадке вещи и фотоаппараты. Тарахтит мотор, шлюпку слегка бросает. Подойдя ближе, видим, что берег ощетинился острыми как бритва кораллами. Причаливаем.

Идти вдоль берега по остриям кораллов нужно с чрезвычайной осторожностью. Не дай бог упасть! Мы не йоги, нас спасают только кеды — сандалии здесь непригодны. Один из зоологов, издав торжествующий крик, хватает краба — туловищем с хорошее блюдце и клешнями чуть поменьше ладони.

— Это из группы манящих крабов. Видите, одна клешня больше,— поясняет он, присаживаясь, чтобы рассмотреть находку.

Многие знают этих крабов, которые названы так за характерное размахивание большой клешней, как будто краб кого-то зовет. Да, вот и их норы. Ту же клешню краб использует для запирания норы. Противник или хищник натыкаются на внушительное препятствие. Впрочем, вряд ли здесь за ними кто-нибудь охотится, может быть, только крупные морские птицы.

Зоологи поймали несколько манящих крабов разной величины и объяснили нам, как занятно проходят между ними схватки: краб использует большую клешню как рычаг и блестяще — ну точь-в-точь борец — переворачивает противника и кладет его на обе «лопатки».

А вот поймали «пальмового вора». Этот краб покрупней манящего. Как выяснилось недавно, название его не соответствует действительности. Раньше считали, что «пальмовый вор» ночью влезает на пальму, отстригает гроздь орехов, опускается и вскрывает их, сперва постепенно отдирая волокнистую оболочку, а потом, используя клешню как консервный нож, откусывает скорлупу. Но все-таки наблюдения ученых развенчали славу «пальмового вора». Не только вскрыть орех, но и влезть на кокосовую пальму, а тем более спуститься с нее он не может. «Пальмовый вор» находит достаточно пищи на земле, поедая плоды различных растений и прихватывая мелких ракообразных и насекомых.

Чтобы окончательно все выяснить, проделывали опыты — «пальмового вора» помещали в садок с кокосовыми орехами. И что же? Он погибал от голода, хотя пища была рядом! Не мог вскрыть орех.

Передо мной по песку стремительно пробежал краб-привидение. Глядя на этого исключительно быстрого и расторопного краба, сливающегося по цвету с песком, понимаешь, что его название подвергать сомнению не надо. Мне приходилось слышать, что этот краб бегает с такой скоростью, что иногда успевает схватить мелкую птичку.

Перейдя через невысокий, поросший кустами и травой вал песка, я оказался на другом берегу острова. Здесь не было острых кораллов, обкатанные камни шли вперемежку с песком. Внезапно я остановился. От моря по песку тянулись чьи-то очень знакомые следы. Словно прошел небольшой гусеничный трактор, что-то волоча за собой. Ну, конечно — это же следы морской черепахи, выходившей, чтобы отложить яйца. Жаль, что не удалось увидеть саму черепаху — они выходят на пляжи, как правило, ночью.

Кусты, куда поднимались следы, немного редели и расступались. А вот и яма, еще одна. Следы образовывали в кустах сложное переплетение — черепаха ползала здесь туда и сюда. Скорей всего она вырыла несколько ложных ям, потом в одну отложила яйца, засыпала песком и утрамбовала, ползая по ней, как бульдозер. Попробуй теперь отыщи, где это было!

Этот прием черепахи часто применяют, прячась от хищников, жаждущих добраться до яиц,— койотов, лисиц, енотов, бродячих собак. Но самым опасным, конечно, всегда был человек...

Песок еще влажный и тяжелый, следы совсем свежие, не осыпались. Может быть, черепаха работала здесь пару часов назад.

Судя по расстоянию между следами ласт, это была скорее всего зеленая черепаха, представитель самого известного из пяти видов морских черепах.

Место она выбрала очень хорошо. От воды идет свободный проход между камнями по песку, затем берег слегка поднимается к прогалине в редких кустах. Отсюда крохотным, величиной с пятак, вылупившимся черепашкам легко добежать до воды.

Да, остров Колдун понемногу раскрывает себя. Не думал, что увижу здесь свежие черепашьи ямы. Конечно, такого массового выхода черепах на откладку яиц, как в Центральной Америке, когда по панцирям можно пройти две мили, нигде не ступив на песок, тут не увидишь.

Морские черепахи обладают замечательным качеством — они совершают длинные морские путешествия. Но потомство оставляют только там, где они когда-то вылупились из яйца. До сих пор остается загадкой их удивительная способность ориентироваться в открытом море, подобно судам, снабженным самой совершенной навигационной аппаратурой, связанным со спутниками. Не открыл нам этой тайны и остров Колдун.


Автор: Александр Тамбиев, кандидат биологических наук